Линор Горалик

Москва, тепло, подозрительно

Толстыми волосатыми пальцами он ухватил книгу за бока и принялся с жадной поспешностью раздвигать ей страницы.
- Цивилизация, - говорит Юра, - существует не для того, чтобы я что-нибудь делал.
Саша Гаврилов рассказывает о неудачном переводе на русский некоего философского труда.
- То есть перевод, - говорит Саша, - в общем-то и неплохой, но в оригинале, - как бы это объяснить? - в оригинале ощущалась некоторая фундированность текста в социологию...
Тут Юля Идлис неожиданно отложила вилку, холодно посмотрела на Гаврилова и строго сказала:
- Слово "фундированность" вас не красит.
Марина Ровнер огорчилась появлением на рынке женских духов Vulva Original, пахнущих соответствующим местом.
- Вот же, - говорила Марина, - надо же. Раньше-то мы этим бесплатно пахли.
Между тем Агата рассказывала, что когда в начале 90-х появились интимные антиперспиранты, она один из этих антиперспирантов приобрела и честно им воспользовалась - за десять минут до занятий любовью, как и предлагалось в инструкции. Еще через тридцать минут Агата поинтересовалась у бойфренда, как ему антиперспирант. Бойфренд замялся. Агата потребовала ответа. Бойфренд сказал, что вообще-то ему не очень.
- Это почему это? - удивилась Агата. - Он же сам ничем не пахнет.
Бойфренд посмотрел на Агату с укором и отрезал:
- Он горчит.
Марина, кстати, училась в Литинституте, не к ночи будь помянут, и жила в литинститутской общаге. Говорит, что общажные туалеты были еще страшнее, чем пользующиеся ими молодые дарования. Одна была радость, - говорит Марина, - просыпаться по утрам под голоса уборщиц. Уборщицы входили в туалет, с грохотом опускали на кафель ведра, набирали в грудь воздуху и раскатисто сообщали:
- Ой, насрали поэтыыы! Ой, насрааалиии!
А вы говорите - "Литературная газета".
Юра Цветков рассказывает о приятеле, у которого некоторое время проживал после переезда в Москву. Приятель очень сильно пил, - но, по словам Юры, "не просто так пил, а пил-пил - и вдруг говорил: "А давай пойдем в театр оперетты!"". Очень этот приятель ценил оперетту и хорошо в ней разбирался.

И вот после одного спектакля - с участием тогдашних звезд Татьяны Шмыги и Анатолия Кремера - Юра и его приятель, совершенно трезвый по такому случаю, стояли в длинной очереди в гардероб. А прямо перед ними стоял громадный детина и энергично ковырял в носу. Все, как полагается в подобных обстоятельствах, старались на детину не смотреть, и поэтому только на него и пялились. Детина занимался своим делом с чувством, - он умещал в нос всю фалангу, орудовал ею тщательно в разных направлениях, а добытое тщательно рассматривал и, судя по сосредоточенности взгляда, старательно классифицировал. Приятель Юры Цветкова очень страдал, но, как человек, только что сходивший в оперетту, находился в модусе русского интеллигента, а посему предпринять ничего не мог, - только вздыхал и постанывал. И тут наступил момент, когда детина, старательно обследовав очередную порцию извлеченной из носу руды, отправил ее себе в рот.

Тогда приятель Юры Цветкова не выдержал. Он обернулся к Юре и воскликнул с отчаянием в голосе:

- Юра, я вообще не понимаю, зачем Кремер пел!
Если вы не можете попасть оливкой в зубочистку - вы выпили достаточно мартини.
Позвонил N, очень расстроенный, сказал, что имел очередной тяжелый разговор с женой и что дело, видимо, идет к разводу. Пожаловался, что в ходе разговора жена описала его в таких красках, что хоть вешайся.
- Ты, пожалуйста, все-таки не вешайся, - попросила я (у N мой кухонный комбайн, мне бы хотелось получить его обратно, а говорить об этом с родственниками на похоронах будет, - подумалось мне, - как-то неловко).
- Знаешь, - сказал N, - я сначала, конечно, думал именно что повеситься, но сейчас я думаю совсем не об этом. Я думаю: ну если я и правда такой плохой, то, кажется, Дьявол мне недоплачивает.
Оля Морозова рассказывает про знакомого, прошедшего в голодные годы курсы графологов и нанявшегося работать корпоративным графологом в средних размеров параноидальную компанию. В его обязанности входило, среди прочего, графологическое тестирование кандидатов, просившихся в компанию на любые должности, в диапазоне от уборщицы для исполнительного директора. Дела шли неплохо, никаких особых завихов, кроме доверия к графологии, у начальства не наблюдалось, и свежеиспеченный графолог давал свои рекомендации, никогда не остававшиеся без уважительного внимания.

И вот в один прекрасный день нашему графологу привели даму лет пятидесяти пяти, заинтересованную в поступлении на некую совершенно мизерную должность, - скажем, младшего секретаря в бухгалтерии. Графолог предложил даме изобразить почерком все, что полагалось изобразить, принял от нее исписанный листочек - и обалдел. Даже его условного графологического образования и скромного опыта хватило на то, чтобы увидеть в старательно выведенных буквах почерк Подлинного Монстра. Буквы вопили о готовности дамы идти по головам к своим целям. О рвении в достижении вершин власти. О неизбежности кровопролития, если кто-то встанет у дамы на пути. О маккиавелиевской хитрости и жестокости, на которую не оказался бы способен сам Каллигула. Словом, графолог ужаснулся. Опустив взгляд и стараясь быстро подсчитать количество тяжелых предметов, до которых дама могла бы немедленно дотянуться, он промямлил, что кандидатка прекрасно справилась с заданием, и что ей обязательно позвонят. Дама, робко втянув голову в плечи и непрерывно благодаря важного человека за оказанное внимание, шмыгнула прочь из кабинета.

Графолог не стал писать отчет, а пошел к генеральному лично и честно изложил все, что ему удалось понять. Зная, как начальство доверяет нетривиальным практикам подбора сотрудников, он предложил запросить у специалистов точный гороскоп дамы и, возможно, произвести гадание на внутренностях наименее ценного эккаунт-менеджера, но заверил, что, по его мнению, результат будет тем же: дама - Кровавый Гоблин, способный превратить честную небольшую компанию в пахнущее горелой плотью пепелище.

Начальство растерянно поблагодарило графолога и перечитало резюме дамы. Всю свою жизнь дама провела на должностях одна другой паршивее, ни разу не пошла на повышение и принималась за поиски новой работы только в тех случаях, когда ее наниматель прогорал и сбегал от заимодавцев в неизвестном направлении. Начальство вспомнило также персональные впечатления от дамы, полученные в ходе беглого собеседовения. У дамы были серенькие волосики, толстые очки и девичий румянец, усиливавшийся при слове "зарплата". Ничто не выдавало в даме ни Каллигулу, ни Маккиавели, ни гоблина, ни даже самого захудалого старшину. И началоство, при всем уважении к своему графологу, решило рискнуть. Даму взяли.

Графолог провел полгода в напряженном ожидании. Дама работала, как вол, робко попискивала, когда к ней обращались, делала неоплачиваемые сверхурочные и стеснялась взять кусочек тортика на корпоративных днях рождения. Графолог был задет и оскорблен. Он еще раз пересмотрел заполненный дамой тест: тест был страшен. И тогда графолог решил копать. Он нашел бывших сотрудниц дамы, которые не могли вспомнить о ней ровно ничего, и уж тем более - ничего дурного. Он обратился к соседям по месту проживания дамы - там подивились, что живой человек способен производить так мало шума. И тогда графолог решил выяснить, как дама проводит время после работы.

И выяснил, что на протяжении последних восемнадцати лет эта дама является бессменным Председателем Московского Общества Кактусоводов.
Кошечка делает: "Мяу-мяу-мяу", собачка делает: "Гав-гав-гав", а Гаврилов делает: "Бла-бла-бла".
Читая популярный глянцевый и т.д., узнала, что не надо пить жидкости во время еды, потому что что-то полезное от них растворяется, пища усваивается хуже и всему организму делается нехорошо. Если же наоборот, во время еды ничего не пить, то всему организму делается хорошо, и тебе делается хорошо, и почувствовать это самое "хорошо", - заверяет нас глянцевый популярный, - можно "совершенно незамедлительно".

Таким образом, чтобы добиться эффекта "незамедлительное хорошо", надо, по-видимости: 1) есть, не запивая; 2) пить, не закусывая. А вы говорите - Бога нет, и это перед лицом такой поразительной синхронности галактических явлений.
Сережа Кузнецов клянется, что готовит только в "редкие минуты вдохновения". Однажды мне повезло застать Сережу в такую минуту вдохновения. Тогда они с Катичкой научили меня готовить блюдо под названием "говна-пирога".

Я всегда считала, что "говна-пирога" - это, своего рода, междометие, вроде "ты мне, сука, всю жизнь искалечила" или "какого хуя я еще живу?" Мало того, я никогда не думала, что можно есть какой бы то ни было объект, в название которого входит слово, обозначающее фекалии (тем более - с похмелья (мы все, кажется, были с похмелья, кроме малолетней дочери Кузнецовых Анны, каковая просто была не в духе (ха, при трех похмельных взрослых-то (тут специально добавляется еще одна вложенная скобка, чтобы вы почувствовали, как нам было нехорошо)))). Встал неизбежный вопрос о завтраке, хотя бы для малолетней Анны, - и тогда на Сережу снизошло, как я теперь понимаю, это самое кулинарное вдохновение.

Он потребовал, чтобы домочадцы и гость (то есть я) сели в кухне за стол и "вежливо смотрели" (это выражение я хорошо запомнила; полезное выражение). Потом вынул из холодильника все, включая лед. Подумал хорошенько и положил лед обратно. Остальное расставил на столике возле плиты. После этого в течении примерно минуты мы вежливо смотрели, как Сережа с бешеной скоростью кидает все, извлеченное из холодильника, на сковородку. Лицо его светилось благородным безумием. Когда дошло до хрена, Катичка было пискнула, но Сережа резко повернулся, воздел руки и оскалил зубы, как демиург, которого оторвали от телевизора после целого дня сотворения всяких паршивых миров. Анна быстро прижалась к матери. Мы опять стали вежливо смотреть. Минуты три Сережа делал пассы над сковородкой и произносил неразборчивые заклинания (удалось разобрать слова "Носик" и "автоклав"). Потом он схватил сковородку и по плавной кривой поднес ее к нам (Анна взвизгнула).

- Что, - спросил Сережа с демонической усмешкой, - некрасиво?

Содержимое сковородки было не то что бы некрасиво, а вроде картин Полллока. Скажем так: красота явно была не той категорией, в которой следовало оценивать гениальность предъявляемого труда. Сережа плюхнул сковородку обратно на огонь (содержимое сковородки жалобно застонало), чем-то похрустел, что-то вылил в стаканчик, а потом поднял руки к потолку и возопил страшным голосом:

- ГОВНА-ПИРОГА!

Жанр требует сказать, что к потолку взмыл столб алого дыма, из которого веселой толпой повалили небольшие единороги, но ничего такого не произошло. Еще через минуту Сережа преподнес нам сковородку с аккуратно выглядящей и отлично пахнущей яичницей на подложке из того самого Поллока. Это была очень вкусная яичница. Я не взялась бы определить ингредиенты гарнира, но там было что-то неожиданно, пикантно сладкое, и что-то непривычно острое, и какие-то маленькие соленые штучки. И еще там была какая-то коричневая специя, которой я никогда раньше не ела, и какой-то поразительный соус, пахнущий фруктами и чем-то еще, знакомый, но совершенно не поддающийся идентификации в рамках этого удивительного блюда. Я мучительно ломала себе голову по поводу этой специи и этого прекрасного соуса, когда Катичка сказала:

- Сережечка, раз ты такой добрый, - сделай нам чаю, а?

И тут Сережа вдруг смутился.

- Чаю больше нет, - сказал он.

Оглядел нас всех и зачем-то добавил: - "Фейри" тоже больше нет.
Левант - это когда водитель рейсового автобуса (которые в Израиле ходят с точностью поездов) на вопрос: "Во сколько мы прибываем?" отвечает: "С Божьей помощью". Ну хоть примерно, - говоришь ты. "С Божьей помощью примерно", - отвечает.
В милой книге Sex Life of Food Банни Крампэкер (дай Бог, это псевдоним; бедная зайка) пишет, среди прочего, про то, что есть продукты, безусловно ассоциирующиеся у нас с маскулинностью или фемининностью. На протяжении всей главы в качестве самого фемининного продукта питания рассматриваются яйца. Источник жизни, символ вселенной, фактически - утроба, и прочая, и прочая. При слове "яйца", - утверждает автор, - прямо немедленно возникает фемининная ассоциация.
Цитата из средневекового "Бестиария": "На бобра охотятся ради его тестикул, из которых готовят лекарство. Когда во время погони бобер понимает, что от охотников не уйти, он откусывает себе тестикулы и бросает их преследователям, которые немедленно прекращают погоню".

Дорогие товарищи грузины!..
Порнобаннер "Школьницу трахнули в рекреации рядом с пальмой!" волей-неволей заставляет думать о людях лучше. Школьницу! В рекреации! Рядом с пальмой! А не в сарае и рядом с кактусом, например. Хотя если бы в сарае... и рядом с кактусом... Жанр, конечно, другой. Но тоже хороший. Но лучше, конечно, рядом с пальмой в рекреации. Тем более - школьницу. Она же нежная. Она, может, всю жизнь ждала, чтобы ее трахнули рядом с пальмой, как в рекламе шампуня. Пусть и в рекреации, а не, скажем, в Раине на Мальдивах. Но ведь рядом с пальмой!

Воображение рисует сцену: пальма в кадке, и со стены жадно смотрят маленькими глазками "Мишки" Шишкина. Рядом с пальмой - школьница, лежит на кафельном полу, на старом паркете, на пожухлом ковре, на чем еще там. Ее только что трахнули. И вот она лежит и думает: "Ну, слава Богу, в рекреации. Да и рядом с пальмой. Вроде даже как-то прилично. Хотя приятнее, конечно, в сарае рядом с этим, как там его, что у нас там живет в сарае? Это бы да... Но это, конечно, жанр другой. Про такое, честно говоря, даже и попросить неловко. Особенно дядю. Дяди же нежные. У них была долгая жизнь, они родились в стране, которой уже и на карте-то нет, им хочется красиво, как в рекламе шампуня или на чем там воспитывался их эстетический вкус в ранние девяностые. Какой там сарай, он в этом сарае вырос. Рядом с кактусом. Ему обязательно рекреацию подавай, и чтоб пальма рядом. Так что лежи, Маша, - тебе еще сколько всего достанется, а у дяди, может, раз в жизни одновременно пальма, и рекреация, и школьница, и как будто даже не сороковник, а какое-то такое состояние... Эх, пальма," - думает школьница, - "Молодцы мы с тобой, пальма. Сделали дядю счастливым только что, да, пальма? Сейчас он придет, будет тыкаться... Тыкаться мордочкой так. Погладим его, да, пальма? Хороший дядя, чего там. И пальма хорошая, и мишки эти. Все хорошие. Хотя, казалось бы, - прожили жизнь в сарае, рядом с кактусом, а все равно хорошие. Поразительный все-таки человеческий феномен".

Тут приходит дядя, ложится тоже и тычется мордочкой, конечно, и школьница его гладит, спит рекреация, пальма роняет ржавые перья. Хорошая страна, нервная немножко, но хорошая. Нормальная такая страна.

Раньше Дальше

Еще всякое.