Линор Горалик

Почему дискуссии,
в которых фигурирует слово “феминизм”,
зачастую протекают так тяжело

Этот текст – не попытка рассказать, как сделать дискуссии о феминизме эффективнее, его задачи – не рекомендательные (автор не имеет для таких вещей ни прав, ни квалификации). Он представляет собой всего лишь попытку обозначить некоторое количество проблем – какими они представляются автору, пытающемуся сформулировать, *почему, на его взгляд, дискуссии, в которых фигурирует слово “феминизм”, зачастую протекают так тяжело*. Изначально это было написано для узкого круга собеседников в продолжение некоторых частных разговоров, но разрослось до текста, который, может быть, пригодится кому-нибудь еще. Речь в нем идет не об “однородных” дискуссиях, - то есть не о дискуссиях, обсуждающих специфику той или иной гендерной проблемы с разных академических или активистских позиций (такие дискуссии – отдельная тема), а о дискуссиях с “широким кругом участников” (положусь тут на понимание читателя). Мое мнение - не мнение специалиста по гендерной проблематике или активиста с pro/contra позицией; это мнение наблюдателя, который в силу ряда обстоятельств часто присутствовал при дискуссиях о феминизме или участвовал в них по приглашению коллег. Как частное лицо я, безусловно, страдаю всеми когнитивными ограничениями частного лица, и поэтому любое мое высказывание о гендерной проблематике так же несовершенно, как и все высказывания, упоминающиеся ниже. Я была бы благодарна, если бы все вышесказанное учитывалось при чтении текста.

Многие вещи, сказанные здесь, вполне распространяются на почти любой разговор о системах ценностей. Кроме того, очень многое из описанного дальше совершенно очевидно, неоднократно проговорено куда более умными авторами (причем занимающимися, скажем, не только гендерной теорией, но и теорией коммуникаций) и включено в текст только ради полноты картины. В оправдание добавлю: мой собственный опыт участия в дискуссиях о феминизме подсказывает мне, что очевидное одному собеседнику бывает совершенно неочевидно другому.

Проблемы ведения дискуссии как таковой я, насколько возможно, буду считать очевидными и понятными читателю, - в противном случае мы уйдем в мучительную рекурсию.

Мужской род существительных автор просит считать нейтральным, - в силу специфики русского языка под ним в этом тексте подразумевается человек любой гендерной принадлежности.

1. Проблема личной вовлеченности

Мне представляется, что темы, связанные с гендером и гендерной идентичностью, оказываются остро личными для каждого собеседника. Подключаясь к дискуссии, в которой фигурирует гендерная проблематика, мы не только оказываемся крайне скованы нашим персональным опытом, персональным языком, персональными убеждениями и предрассудками, - мы еще и вынужденно говорим на тему, касающуюся самой сложной, самой социально нагруженной, а иногда и самой болезненной части нашей идентичности. Дискуссии о феминизме, таким образом, часто оказываются для многих дискуссиями о себе и своих близких: они затрагивают вопросы о гендерной “состоятельности”, привлекательности, партнерстве, профессиональной успешности, сексе, семье, воспитании детей. Неудивительно, что собеседники, вне зависимости от своих взглядов, оказываются очень чувствительными к любому высказыванию и очень предвзятыми по отношению друг к другу.

2. Проблема ложной дуальности

Мне представляется, что очень часто дискуссия о вопросах феминизма воспринимается как спор “женщин” против “мужчин”. Собеседникам приходится делать определенное усилие, чтобы не поддаваться этому впечатлению и не вести дискуссию соответствующим образом, но усилие это, по признанию многих, оказывается иногда крайне изнурительным. Ситуация осложняется тем, что представители каждого из двух основных гендеров (не говоря уже о людях со сложным гендерным определением) действительно могут иметь жизненный опыт, плотно связанный с их персональной телесностью, социальными гендерными установками, воспитанием – и так далее, и верить, что этот опыт нетранслируем/непостигаем теми, кто его не имеет.

3. Проблема спектра

Мне представляется, что важнейшей проблемой в этих дискуссиях является проблема восприятия участниками самого слова “феминизм”. Это слово сегодня может означать как минимум три вещи: философское направление, общественное движение и жизненную позицию частного лица (см. Проблема роли). Естественно, внутри каждой из этих составляющих не существует никакого единого “феминизма”, но существует огромный, в высшей степени богатый и сложный спектр взглядов и подходов, зачастую стоящих в оппозиции друг к другу (достаточно сравнить некоторые направления радикального феминизма и либерального феминизма (впрочем, и эти термины – лишь вялые описания большого спектра взглядов и практик)). Однако некоторые участники дискуссии могут просто не знать о том, что феминизм – не монолитная и примитивная точка зрения (см. Проблема информированности). В противном случае могло бы оказаться, что “феминизм” в том или ином его изводе – вполне принимаемая и ежедневно практикуемая им система взглядов. Однако дискуссия редко доходит до выяснения этого вопроса.

4. Проблема обратного спектра

Мне представляется, что при этом и в среде тех, кто не пытался прояснить системно собственное отношение к гендерным вопросам, существует огромный, в высшей степени разнообразный спектр взглядов на гендерную проблематику. В академическом разговоре, конечно, об этом спектре помнят (или стараются помнить), но в непосредственной частной дискуссии о разнообразии взглядов и ролей тех, кто “не посвящен” в проблематику феминизма, часто забывают. Участники дискуссии с обеих сторон оказываются в крайне невыгодном положении, считая очевидными свои позиции и позиции друг друга; однако один из них может, например, полагать, что спорит о суфражистcком активизме начала двадцатого века, а другой – что говорит о позициях, обсуждаемых в рамках гендерных исследований конца “третьей волны”, или о радикальных постфеминистских практиках, однако и тому, и другому совершенно ясно, что они говорят “о феминизме”.

5. Проблема роли

Мне представляется, что человек, разделяющий, по собственному высказыванию, феминистские позиции, может существовать в очень разных ролях (иногда в нескольких одновременно), - быть, например, исследователем, активистом той или иной степени вовлеченности, просветителем, – наконец, просто частным лицом, считающим, что в гендерном плане общество должно быть устроено так, а не иначе. При этом его собеседники часто не понимают разницы этих ролей и разницы требований, которые разумно предъявлять их представителям. Так, требовать от частного лица с теми или иными взглядами (не обязательно глубоко отрефлексированными) бесконечной аргументированной философской дискуссии или предъявление исследователю вопросов о его личном активизме («а то какой же это феминизм!»), - типичный ход, ведущий к превращению дискуссии в конфликт. Однако и люди, считающие, что они не разделяют феминистские позиции, могут играть очень разные социальные роли с разной степенью отрефлексированности, и описанная выше проблема повторяется зеркально.

6. Проблема "наивных тем"

Мне представляется, что люди, пытающиеся в ходе дискуссии говорить с позиций, заявленных как феминистские, очень часто оказываются фрустрированы тем, что собеседники предлагают им разговор о темах, кажущихся наивными или неважными - и, хуже того, мешают, таким образом, разговору о подлинно глубоких и важных вещах ("надо ли открывать женщине дверь" vs "замалчивание семейного насилия"). Их собеседники, в свою очередь, оказываются фрустрированы тем, что темы, кажущиеся им символически важными, помогающими обсудить определенные системы ценностей, стоящие за ними (и, возможно, вполне включающие в себя разговор о глубокой социальной проблематике, к которой не вполне понятно, как подойти без предварительной подготовленности - см. Проблема информированности), отбрасываются как "глупые" или обсуждаются со снисходительных позиций высшей просвещенности (см. Проблема информированности, проблема усталости).

7. Проблема расширенных требований

Мне представляется, что относительно часто человек, отстаивающий в дискуссии феминистские позиции, говорит о крайне широком спектре проблем и требует от собеседника признания его взглядов по принципу “все или ничего”. Это может объясняться, например, проблемой затяжной войны (см. Проблема затяжной войны) или проблемой “очевидности” (см. Проблема информированности) но воспринимается собеседником как “радикальность”. Собеседник (и особенно собеседник, для которого гендерная тематика – не самая важная и не самая отрефлексированная тем) часто, в свою очередь, не понимает, почему от него требуют пакетного взгляда на проблематику, и вступает в конфликт, когда его несогласие с тем или иным конкретным высказыванием оппонента трактуется крайне широко и крайне негативно; зеркальная ситуация, безусловно, существует и устроена очень похоже (см. Проблема экстраполяции).

8. Проблема информированности

Мне представляется, что очень часто собеседники полагают, что знают о “феминизме” достаточно. Это касается не только тех, кто понимает “феминизм” и “феминисток” крайне узко, но и тех, кто крайне узко представляет себе взгляды людей, не пытавшихся раньше упорядоченно задаваться вопросами о гендерной проблематике (см. Проблема обратного спектра). Собеседники часто не помнят, что тема, для них лично являющаяся глубоко продуманной, про-читанной и переработанной, для их оппонента может быть элементарно новой; более того, он может полагать, что некоторые вещи “нельзя не знать” или “невозможно не понимать” (“нормальному человеку”, “в современном мире”, “подумав две минуты” – и так далее). При этом каждая сторона испытывает в адрес собеседника раздражение, связанное с недостаточностью знаний у одной из сторон, - но вчитывает в это “незнание” личные свойства и качества собеседника. Те, кто интересуется гендерной проблематикой давно, зачастую приписывают “незнающему” дикость, интеллектуальную слабость, невоспитанность, неэрудированность, неуважение к чужой позиции (см. Проблема экстраполяции); все это может оказаться верным в той или иной мере, - но гораздо чаще речь здесь идет именно о проблемах “очевидного/неочевидного”, которые зачастую оказываются проблемами знания и незнания.

9. Проблема усталости

Мне представляется, что в идеальном мире человек, осознавший сказанное выше, мог бы предложить своему собеседнику: “У нас с вами разный теоретический базис. Давайте попытаемся прочесть одни и те же источники, и тогда вернемся к разговору. Я готов поделиться своими источниками и ознакомиться с вашими”. В реальном же мире обе категории собеседников, даже встретившись друг с другом впервые, испытывают сильную эмоциональную и интеллектуальную усталость от темы. Им кажется, что они вели ровно этот же разговор сотни раз; что вступивший в дискуссию на тему феминизма/не-феминизма обязан был внимательно ознакомиться с источниками, о которых говорит другая сторона; что им приходится объяснять людям очевидные вещи. Другой стороне, в свою очередь, представляется, что они многократно слышали подобную аргументацию, что собеседник интеллектуально ограничен несколькими теориями, что ему приходится объяснять очевидные вещи. В результате существуют, например, два характерных модуса поведения, – отказ делиться источниками и забрасывание оппонента источниками, - представляющих собой, по сути, один и тот же способ дистанцирования от “необразованного” оппонента. Если же вспомнить остроту личной вовлеченности в тему и приписывание собеседнику негативных качеств, далеких от элементарной “необразованности” (см. Проблема экстраполяции), то можно понять, почему дискуссия часто принимает форму конфликта.

10. Проблема затяжной войны

Мне представляется, что гендерные дискуссии идут так давно и оказываются для участников такими важными и болезненными, что обе стороны изначально подходят к ним, как бою, и невольно получают бой вместо беседы. Основные проблемы затяжной войны понятны – от предвзятости и агрессивности обеих сторон до вчитывание в слова собеседника слова и смыслы, приписываемые той или иной группе людей.

11. Проблема “меньшинства” и “большинства”

Мне представляется, что в силу структуры общества (особенно – в России) люди, высказывающие про-феминистские взгляды, чувствуют себя оппозицией, противостоящей системе, традиции, большинству; их собеседники же, не менее часто, не понимают этой оптики и не видят причин, по которым их нередко воспринимают не как частных лиц с частным мнением, а как представителей собирательного образа (причины эти вполне могут существовать или не существовать, - речь идет об осмыслении собственной позиции). В то же время очень часто в подобных дискуссиях те, кто стоит на позициях про-феминизма, не видят, что собеседник может чувствовать себя меньшинством, на которое оказывается консолидированное давление, а не представителем большинства, поддерживаемого огромной системой. Это типичная проблема деперсонализации, свойственная любой мировоззренческой дискуссии, - но в дискуссиях о феминизме она, в силу понятных причин, может проявляться особенно остро.

12. Проблема “малых дел”

Мне представляется, что в дискуссиях о феминизме часто возникает проблема, хорошо известная нам по “теории малых дел” (автор ни в коем случае не пытается при этом назвать разговор о гендерном неравенстве и гендерной проблематике “малым делом”). Одни собеседники не понимают, почему имеет смысл говорить о феминизме и выделять феминизм в отдельную концепцию, если не достигнуто правовое, социальное, личное и прочее равенство на уровне всего общества, - то есть почему собеседник готов работать на уменьшение гендерного неравенства, а не на уменьшение “неравенства вообще”, если уж он в принципе готов вкладывать ресурсы в это занятие, - иными словами, почему речь идет о “феминизме”, а не об “эквализме”. Оппоненты же их не понимают, почему попытки решения той или иной частной проблемы рассматриваются как нежелание видеть проблемы более широкого масштаба и признавать их существование.

13. Проблема инструментария

Мне представляется, что люди, давно интересующиеся гендерной проблематикой, иногда оказываются в рамках дискуссии в более выгодном положении, чем их собеседники: они могут иметь более рафинированный словарь, уметь продемонстрировать статистические источники, сослаться на авторитетного автора, использовать отработанные в рамках других дискуссий риторические ходы. Их оппоненты часто оказываются в гораздо худшей позиции, зачастую их язык – это язык “здравого смысла” и “личного опыта” - или источников, имеющих в глазах общества меньший вес. Однако первая позиция не гарантирует правоты – зато создает между собеседниками зачастую непреодолимую дистанцию, в то время как вторая позиция не гарантирует “здравости” или “реалистичности” – зато создает негативное впечатление; собеседники оказываются в коммуникативной ловушке. Дополнительные проблемы могут иногда возникать из-за смысловой нагрузки, которую несет сам язык дискуссии; скажем, использование в некоторых ситуациях двойных окончаний на письме (“автор/ка”) или употребление терминов, укорененных в повседневную практику, но входящих в список “мизогинных”, могут вызывать у собеседников чувство острейшего отторжения.

14. Проблема экстраполяции

Мне представляется, что одна из самых тяжелых проблем в дискуссиях о феминизме, - даже более тяжелая, на мой взгляд, чем проблема непонимания всей ширины спектра практик и понятий, описываемых этим термином, - это проблема экстраполяции взглядов собеседника как когнитивного и риторического приемов. Это проблема любой дискуссии о системах ценностей, - но поскольку дискуссия о гендере – это всегда дискуссия о личном, экстраполяции тоже оказываются крайне тяжелыми. Первый уровень экстраполяции, – выводы о личности, характере и взглядах собеседника, “основанные” на высказываниях по вопросам гендера, – сразу затрагивает вещи крайне персонального характера и может оказываться очень травматичным (см. Проблема личного восприятия). Второй уровень экстраполяции, – переход к социальным последствиям той или иной системы взглядов, - касается тем агрессии в обществе, будущего социума, вопросов безопасности, общих прав – и тоже зачастую оказывается бесповоротно конфликтным для обеих сторон.

15. Проблема неравной вовлеченности

Мне представляется, что зачастую конфликт возникает там, где один из собеседников чувствует себя “работающим”, а другой – “болтающим”. В частности, для тех, кто заявляет свои позиции как “феминистские”, на момент начала дискуссии часто являются людьми, вложившими серьезные внутренние и/или временные ресурсы в деятельность, информированность, рефлексию, и, наконец, в построение собственной субъектности и идентичности соответствующим образом. Их позиция воспринимается ими как разработанная большим трудом (а иногда даже выстраданная). Их собеседники часто оказываются, напротив, людьми, которых заинтересовала та или иная тема, то или иное высказывание, - но их эмоциональная вовлеченность в беседу, “стоимость” этой беседы для них гораздо ниже: их оппонент отстаивает себя и свои позиции, делает это в публичном пространстве, зачастую чувствует ответственность за то, насколько хорошо его высказывания представляют его единомышленников и способствуют их интересам, - в то время как другая сторона “просто пришла поговорить”. Возможно, участники дискуссии, не разделяющие те или иные высказывания, сделанные с позиций феминизма (что бы для говорящего ни стояло за этим словом) часто вели бы себя куда более внимательно и корректно, понимай они, что оказались в подобной ситуации. Возможно, их оппоненты тоже иногда выбирали бы менее жесткую линию поведения, если бы знали, что собеседник не понимает важности происходящего для них. Однако проблемы совсем другого рода часто, судя по всему, мешают даже самым разумным участникам дискуссии прийти к точке, в которой они могут увидеть друг друга как частных лиц (что возвращает нас к самому началу разговора), а не как машин для воспроизведения той или иной идеологической платформы.

16. Проблема зоны дискомфорта

Наконец, мне представляется, что человек, говорящий о неравенстве и несправедливости по отношению к той или иной социальной группе, берет на сабя непростую миссию выведения собеседника за пределы привычной ему зоны комфорта. Это - важнейший механизм продвижения любой системы ценностей, и оппоненты в такой момент сознательно или бессознательно зачастую делают то же самое, высказывая собственные взгляды, не менее важные для них самих. Однако предложить такому собеседнику, выведенному за комфортные для него дискуссионные рамки, конструктивный разговор еще труднее, чем обычно, - и в силу его состояния, и в силу остросты обсуждаемой темы, и в силу всех трудностей, уже описанных выше. Такая ситуация в высшей степени конфликтоопасна и требует от всех участников дискуссии огромного напряжения сил, чтобы не перейти от "беседы" к "скандалу". Если же речь идет о такой базовой, важной, всеохватной и глубоко личной теме, как гендер, усилия эти иногда должны оказываться титаническими.

Автор еще раз хотел бы напомнить сказанное в начале: этот текст – не попытка рассказать, как сделать дискуссии о феминизме эффективнее, его задачи – не рекомендательные: он представляет собой всего лишь попытку обозначить некоторое количество проблем – какими они представляются автору, пытающемуся сформулировать, почему, на его взгляд, дискуссии, в которых фигурирует слово “феминизм”, зачастую протекают так тяжело. Мое мнение - не мнение специалиста по гендерной проблематике или активиста с pro/contra позицией; это мнение наблюдателя, который в силу ряда обстоятельств часто присутствовал при дискуссиях о феминизме или участвовал в них по приглашению коллег. Как частное лицо я, безусловно, страдаю всеми когнитивными ограничениями частного лица, и поэтому любое мое высказывание о гендерной проблематике так же несовершенно, как и все, упоминающиеся выше. Очень многое (если не почти все) из сказанного выше – вещи давно известные, для кого-то самоочевидные, в некоторых кругах – прекрасно проговоренные и сформулированные гораздо лучше, чем здесь; этот текст возник как попытка суммировать ряд соображений в продолжение разговоров с близкими собеседниками, - но, возможно, он пригодится кому-нибудь еще.

Другое