"...Мы не можем бороться за тех, кто твёрдо решил поддерживать войну, на них сейчас не надо тратить силы. Но мы можем бороться за тех, кто называл себя аполитичными, за тех, кто всегда стоял в стороне, боясь что немногое имеющееся у них в жизни рухнет. Но сейчас мне кажется, что рухнуло уже всё — и эти люди тоже это понимают. Нужно бороться за их мнение, за их действия и за их сердца, потому что они чувствуют себя очень одиноко." Взяла интервью у Дарьи Серенко - про Феминистское антивоенное сопротивление и про то, как его участни_цы борются и выживают. Даше огромное спасибо за доверие и за разговор.

Линор Горалик: Как начиналось Феминистское антивоенное сопротивление?

Дарья Серенко: Феминистское антивоенное сопротивление появилось на второй день войны. Мы много лет занимаемся активизмом, и феминистские ячейки организации есть как минимум в пятидесяти городах России — готовая горизонтальная децентрализованная инфраструктура. Каждый раз, когда случалась очередная катастрофа в области прав женщин, мы объединялись вокруг новой повестки и работали с ней. Точно так же мы объединились вокруг новой катастрофы, которая затронула всех нас, — вокруг войны.

Мы поняли, что нам нужно переконвертировать нашу работу на антимилитаристскую повестку, на помощь тем, кто пострадал от последствий войны и на помощь активистам, остающимся в России и способным строить антивоенное движение. Сейчас активистки и ячейки ФАС существуют в шестидесяти городах России по самым скромным подсчётам. Каждая ячейка работает автономно, но при необходимости мы связываемся через защищенные сервисы и обсуждаем координацию акций или новые форматы, которые готовы подхватить. Если кому-то нужна помощь, мы тоже объединяемся.

Помимо России мы существуем ещё примерно в тридцати странах, включая Францию, Корею и Швецию. Там действуют активистки — гражданки этих стран и активистки-россиянки, которые были вынуждены уехать.

ЛГ: Что сейчас — главная задача ФАС?

ДС: Одна из особенностей горизонтальной структуры — что мы все очень по-разному формулируем и миссию ФАС, и его задачи. Лично я, Даша Серенко, считаю, что наша задача — вовлекать в антивоенное движение тех людей, которые не определились или сомневаются. Мы не можем бороться за тех, кто твёрдо решил поддерживать войну, на них сейчас не надо тратить силы. Но мы можем бороться за тех, кто называл себя аполитичными, за тех, кто всегда стоял в стороне, боясь что немногое имеющееся у них в жизни рухнет. Но сейчас мне кажется, что рухнуло уже всё — и эти люди тоже это понимают. Нужно бороться за их мнение, за их действия и за их сердца, потому что они чувствуют себя очень одиноко.

У нас есть анонимный бот, люди часто пишут туда письма, по 600 сообщений в день. Туда постоянно приходят фактически крики о помощи: «помогите мне, я один — или я одна — и я не знаю, что мне делать». Это бывают обращения от людей, которые уже занимаются активизмом и чувствуют, что они одни в своем городе, и от людей, которые активизмом не занимаются, а просто делятся своими переживаниями. Мы отвечаем им, пишем поддерживающие сообщения, предлагаем форматы сопротивления и объединения, стараемся связывать активистов и активисток друг с другом. Это тактическая задача. Есть ещё задача стратегическая. Бывает много ситуаций, когда ячейка ФАС может появиться в городе, но этому нужно помочь, например, соединив между собой троих людей, пока что не знакомых друг с другом. Это очень опасно, потому что один из таких людей может оказаться подставным и засланным специально для того, чтобы посадить двух других в тюрьму. Разработать систему верификации потенциальных активистов — одна из наших стратегических задач.

ЛГ: Как эту задачу можно было бы решать?

ДС: Мы создали ориентировочный алгоритм, сделали карточки «Как создать ячейку ФАС в вашем городе», мы разработали правила безопасности, в том числе кибербезопасности, для активисток и активистов. Прописали отдельно, какими мессенджерами пользоваться, а какими не пользоваться. Ещё мы написали, что важно, чтобы в вашей ячейке был кто-то с опытом активизма, если повезёт. Феминистская активистка, которая в своём городе помогала пострадавшим от домашнего насилия, — это уже очень хорошо. У неё уже есть этот опыт активизма, есть опыт столкновения с полицией, опыт работы в рискованных ситуациях. Такие активисты становятся для нас опорной точкой, у них намётан глаз на «эшников», на их язык, на то, как они одеваются. Лично я легко могу отличить засланного человека от не засланного, практически в 80 процентах случаев я угадываю. Конечно, есть какие-то совсем особые, изощрённые случаи, о которых мы сейчас не говорим, мы говорим о простых тупых провокаторах, которые пытаются проникнуть в ячейки довольно часто.

Ещё мы рекомендуем, чтобы, когда ячейка только создаётся, каждый человек в этой ячейке был знаком с другими. То есть, надо опираться сперва на близкое коммьюнити, которое разделяет твои ценности и готово на антивоенные действия. Потом, когда ячейка начинает разрастаться и вы хотите принять кого-то нового именно для партизанских коллективных оффлайн-действий в городе, этого человека вам должны порекомендовать двое ваших знакомых, желательно — двое знакомых активистов. Да, конечно, даже при таких алгоритмах мы не можем гарантировать, что не будет провокаций, но иначе никак не построить антивоенное движение, нужно объединяться.

ЛГ: Я знаю, что одна из ваших новых задач — это помощь насильственно вывезенным в Россию украинцам. Как она решается?

ДС: Мы только начали работать в этом направлении. Совместно с другими проектами мы составили для волонтёров рекомендации, как проникать в пункты временного размещения в каждом городе. Волонтеров у нас больше тысячи человек. Пункты временного размещения часто курируются российскими государственными социальными службами. Иногда там бывает охрана; в разных городах дела обстоят по-разному. Где-то такой пункт — проходной двор, а где-то людям, заключённым внутри, не дают выходить на улицу или врут и рассказывают, что теперь они не имеют права выехать из России. Очень важно, чтобы эти люди получили достоверную информацию, например, чтобы они знали, что имеют право уехать, даже если они взяли от государства десять тысяч рублей на еду (а многие думают, что если они взяли эти деньги, они теряют право выехать из России). Чтобы эту информацию получить, им нужен человек, то есть, наш волонтёр. По специальному скрипту волонтер проникает в ПВР. Иногда это происходит вместе с доставкой гуманитарной помощи: людей, которые возят в ПВР гуманитарку, пускают. В этот момент наш волонтёр должен спросить у тех украинцев, которых он встретил в ПВР, не хотят ли они выехать отсюда и знают ли, что они имеют на это право. В зависимости от того, как складывается диалог, волонтёр может выдать человеку памятки размера А5, где перечислены права насильно вывезенных — право выехать, право на юридическую помощь и так далее. Там говорится, что если вы заинтересованы в отъезде, вы можете связаться с проектом «Помогаем уехать». По сути, наша задача — состыковать человека из ПВР, который изолирован и дезинформирован, с проектом «Помогаем уехать», который окажет ему конкретную помощь. У нашего волонтёра задача лазутчика. Иногда тех, кто заходит в ПВР, обыскивают и забирают листовки, поэтому мы советуем класть их в гуманитарную помощь, прямо в пакеты с едой, в продукты, чтобы люди могли их по крайней мере сами там найти. Другой нюанс — у вывезенных нет своего смартфона или они просто не знают, что такое телеграм-бот. Тогда волонтёр может технически помочь состыковаться — установить человеку бот или передать телефон. Иными словами, мы здесь встраиваемся в работу проекта «Помогаем уехать» и становимся в этой работе предварительным звеном.

ЛГ: Очень часто наиболее заметными выглядят те ваши акции, которые не связаны с помощью жертвам насилия или с помощью насильственно перевезённым украинским гражданам, а те, которые очевидно призваны повышать вашу видимость и помогать новым участникам присоединяться к ячейкам, например, акция «Женщины в чёрном». Люди, которые смотрят на них со стороны, могут не понимать, в чём их сила и польза. Объясните, это, пожалуйста, читателю.

ДС: Перформативные акции отвечают у нас за медийный охват, мы проводим их совершенно сознательно. Любой протест, и антивоенный протест в том числе — это спектр практик и у нас, конечно, есть практики, направленные на повышение видимости движения. Сопротивление должно быть видимым, его должно быть видно в городе, должна быть распространена антивоенная агитация и мы очень много этим занимаемся. Листовки, памятки, как избежать военного призыва, информация о погибших, информация о том, что скрывает Российская федерация, информация о военных преступлениях — мы распространяем это всё, печатаем, делаем стикеры, листовки, газеты. Как выразилась одна из наших активисток, мы тем самым создаем город поверх города, мы перекрываем собой вот эту самую букву Z, которая сейчас во многих городах России оккупировала символическое пространство.

У нас есть акции которые призваны привлечь внимание не к нам как к движению, а к проблеме, о которой мы говорим, например, к проблеме военных изнасилований или к проблеме замалчивания количества погибших в войне, которую Россия ведёт против Украины. Такой была, например, акция «Мариуполь 5000», — наверное, самая впечатляющая наша акция. Мы устанавливали самодельные мемориалы с табличками, на которых было написано, сколько мирных украинцев сейчас погибло и на какие военные преступления пошла Российская федерация. В качестве образа мы использовали самодельный крест с табличкой. Этот образ был взят из реальности таких городов, как Мариуполь, где люди были вынуждены хоронить своих близких и соседей во дворах их домов, устанавливать такие кресты посреди детских площадок. Мы перенесли ландшафт войны в якобы мирное российское пространство, которое продолжает отрицать, что ведёт войну. Идёшь по своему двору, подходишь к подъезду, видишь крест, возле которого стоят свечи, лежат цветы, и на нём написано, что пять тысяч украинцев погибло. Мы установили 930 мемориалов по всей стране, от маленьких городов до больших, от сёл до мегаполисов. Эта акция бессрочная — каждый день наши активисты устанавливают мемориалы. Таким образом россияне выражают свою скорбь и свой протест, потому что скорбь сейчас равна протесту: мы не имеем права даже скорбеть, недаром же у нас женщин в чёрном задерживают и сажают. Очевидно, что скорбь противоречит путинскому концепту победобесия, которое мы видели 9 мая.

ЛГ: Что дают эти акции не наружу, а внутрь — самому движению и его активисткам?

ДС: Например, эти акции — они про коллективные действия. Это возможность почувствовать единство с людьми, с которыми тебя разделяют, может быть, тысячи километров, совершая важный символический жест и укрепляясь в единой позиции, в общей правоте и в осознании того, что ты не один. В этом плане коллективные перформативные действия не стоит недооценивать. Нам же сейчас пытаются внушить, что мы в меньшинстве. И нам важно доказывать друг другу обратное. Иногда для этого достаточно такой акции, как «Женщины в чёрном» — женщины просто выходят в чёрном на улицы города и узнают друг друга по одежде. Это становится не только формой протеста, но и формой взаимной поддержки. Другая цель этих акций — формирование коммьюнити. Скажем, на 1 мая люди выходили на проспекты и улицы Мира и кормили голубей. Формат лайтовый и позволяющий не быть задержанным через пять минут — но это дало людям в нескольких городах возможность встретить единомышленников и единомышленниц и мгновенно образовать ячейки ФАС.

ЛГ: Вы много делаете в области диджитал-активизма и понятно, что цель здесь не только в том, чтобы сделать прикольные вирусные открытки. Что на самом деле стоит для вас за словами диджитал-активизм?

ДС: Наши пасхальные антивоенные открытки завирусились настолько, что наши же подписчицы начали получать их от своих старших родственниц из других городов. Если здесь уместно слово «успех», то это был успех. Но смысл этой деятельности, конечно, в том, чтобы развивать агитацию против войны, создавать антивоенное инфоповод. Мы прекрасно понимаем, что в руках государства медийная монополия. У него все возможности пропаганды, у него огромные деньги и все доступные инструменты, в том числе возможность уничтожить остатки свободного интернета и свободных СМИ. Люди не имеют доступа к новостям, многие теперь получают информацию только из телевизора.

Мы поняли, что агитационная деятельность против войны — это то, что мы можем противопоставить сложившейся ситуации. Мы разработали механизм агитации: как можно каждый день разными способами агитировать против войны. Я писала этот текст неделю, там про то, что каждый день вы можете поговорить, условно говоря, с десятью людьми, провести десять антивоенных диалогов, вы можете расклеить такое-то количество листовок против войны, вот вам готовые макеты, или вы можете сделать макеты сами. Каждый день, если вы в безопасности, вы можете репостить столько-то новостей, чтобы становиться новостниками войны: вы можете стать тем самым микромедиа, которое будет в своём кругу распространять правду. И так далее, и так далее: около 30 действий, которые можно комбинировать разными способами и адаптировать под себя и свои обстоятельства. Это инструментарий для тех, кто не хочет чувствовать себя бесполезным и задаётся вопросом «что я могу сделать». Вот что ты можешь сделать: ты можешь стать агитатором против войны.

Для многих активистов это очень даже поддерживающая история и практика. Мы даже придумали такой игровой момент: вы можете написать нам в бот, как вы агитируете против войны (например, рассказать, со сколькими людьми вы поговорили), а мы вам пришлём смешной диплом. Мы реально сверстали этот диплом, и человек может вписать туда своё имя. Смешно и пафосно, но при этом серьёзно: «Спасибо вам, вы каждый день находите в себе силы сопротивляться происходящему». И людей это почему-то очень радует.

ЛГ: Откуда берутся эти форматы противодействия?

ДС: У нас нет такого — «мы сочинили формат и спустили его сверху». У нас абсолютно двунаправленный процесс. Все ячейки ФАС могут в любой момент предложить акцию, мы через общие каналы публикуем её и масштабируем на остальных. Мы можем помочь докрутить идею, мы можем придумать к ней оформление, но половина акций придумана не каким-нибудь комитетом, стоящим во главе ФАС, а активистами из разных городов, это очень важно про нас понимать. Меня восхищает то, что я читаю в боте (мы же все дежурим ещё и в боте, в бот приходит шестьсот сообщений в среднем в день, у нас есть утренняя и вечерняя смены и около 30 человек, которые имеют доступ к этому боту — его операторы — мы сидим на нём, как на горячей линии, по очереди, кто в утреннюю смену, кто в вечернюю).

ЛГ: Насколько я знаю, все, кто работает сейчас в ФАС, сидит по сменам в боте — все волонтёры. Как люди находят время и силы, чтобы справляться с таким потоком работы, ведь, наверное, приходится среди всего этого ещё и выполнять свои профессиональные обязанности, которые позволяют получать зарплаты?

Да, мы все параллельно работаем. Сейчас мы фандрайзим деньги на антивоенный фонд, чтобы платить тем, кто у нас на полной занятости, например, внутренний SMM для фонда или координатор, который обрабатывает юридические заявки и координирует юристов. Честно говоря, я не знаю, как мы находим время на всё. Сейчас я занимаюсь только ФАС. Своей писательской и журналистской работой я занимаюсь всё меньше и меньше, иногда я работаю на ФАС по 12 часов в день. Нас спасает только то, что нас много и мы стараемся распределять нагрузку, но стабильно на одном лишь боте каждая из нас дежурит хотя бы по 8-12 часов в неделю.

ЛГ: Как вы и ваши коллеги выдерживаете психологическую нагрузку, я же вижу, сколько ФАС пинают ногами?

ДС: На фоне того, что сейчас происходит, становится всё равно, кто тебя пинает ногами. Феминисток и так всегда пинают ногами, и с буллингом мы сталкивались не раз. Я готова реагировать только на конструктивную критику и только в том случае, когда человек придет и предложит помощь или подсказку, как что-то исправить, если что-то плохо работает. Здесь всё очевидно: не всегда можно делать всё хорошо, у нас есть неудачи и провалы, как в любой организации. Что же до того, как мы справляемся… Один из проектов ФАС — это бесплатная психологическая помощь. Её предоставляют 50 психологов, это координирует одна из наших активисток. Любой человек, имеющий отношение к ФАС, имеет право обратиться за этой помощью. У нас есть люди, которые столкнулись с пытками в полиции, у нас есть активистки, которые столкнулись с насилием и задержаниями. Но, конечно, помощь предназначена не только для активисток ФАС.

Знаете, как всё началось? Однажды нескольким из нас пришлось заняться оказанием кризисной помощи в ночи. Человек написал нам в бот, что хочет покончить с собой. И мы такие в три часа ночи — у нас нет сейчас психолога, что нам писать?! Мы сами вели беседу с этим человеком, а на следующий день поняли, что нужна группа поддержки для активистов и отдельная психологическая служба. Теперь у нас есть психологический бот, куда можно написать, и свободный психолог выделит тебе время. Мы действительно нередко сталкиваемся с суицидальными заявками — «если через пять минут мне не ответят, можете уже не отвечать, потому что скорее всего меня не будет». А бывают и заявки другого рода, когда люди от отчаяния пишут — я хочу поджечь себя на Красной площади, как вы думаете, это будет хорошая акция? Мы осторожно отвечаем — скорее всего, знаете ли, нет. Таким людям тоже очень нужна психологическая помощь.

ЛГ: Что даётся тяжелее всего?

ДС: Не знаю, у всех по-разному. Лично для меня, наверное, сложнее всего, что направлений и областей работы очень много. У нас сложный и красивый SMM, мы пишем много текстов, у нас есть дизайн, у нас есть субпроекты, мы делаем антивоенную газету, мы придумываем акции, мы ведём проектные созвоны. Все направления очень разные, ни одно НКО никогда не стало бы так работать, потому что гораздо разумнее и логичнее брать одно направление и его копать. Ты вдоль и поперёк изучаешь свою тему. Но у нас нет такой возможности: у нас война и экстренная ситуация, и к этому всему прибавляется кризис российской оппозиции. У всех мало сил, людей мало осталось, получается, что феминистскому движению приходится брать на себя очень много разноплановых задач.

Про некоторые задачи на момент создания проекта мы не понимали абсолютно ничего и нам пришлось разбираться в них по ходу работы и набивать себе шишки в процессе. Для того чтобы нормально с этим справляться, мне пришлось эмоционально абстрагироваться от всего, у меня включился аварийный режим, я не могу ничего чувствовать, я могу только функционировать. Всё отчувствую когда-нибудь потом. И ещё, конечно, мы все очень сильно устали. Приятное дело придумывать акции, но ведь есть ещё очень много чёрной работы и она чудовищно утомительна. И, конечно, тем из нас, кто не в России, очень тяжело, когда задерживают наших российских активисток. С одной стороны, ты не можешь нести ответственность за другого человека и все должны сами осознавать риски. С другой стороны, ты немедленно начинаешь чувствовать, что сидишь в безопасности (хотя до этого ты подвергся большой опасности и ровно из-за этого был вынужден уехать), а кто-то сейчас сидит восемь суток: девочка из маленького города, у неё там нет адвоката из ОВД-инфо, и сидит она за то, что вышла в чёрной одежде в рамках нашей акции. Очень тяжело себя за это не винить и не думать — а вдруг кого-то из них посадят на 15 лет. Но мы, конечно, не можем никого обезопасить, — мы и себя-то не можем обезопасить.

И, наконец, эмоционально очень тяжело любое соприкосновение с людьми из Украины. Это боль, которую мы сейчас даже не обсуждаем, потому что если мы начнём её обсуждать, мы просто не сможем встать и работать. Так что мы действуем в этом самом аварийном режиме: сначала помоги, а потом сочувствуй. Но так сейчас, наверное, действуют все организации, в том числе «Помогаем уехать».

ЛГ: Что бы вы хотели сказать тем, кто желает стать активистами ФАС?

ДС: Что бояться абсолютно нормально. Активизм — это не про то, что мы бесстрашные герои, а про то, что мы, осознавая и испытывая страх, всё равно пытаемся противодействовать его парализующему эффекту, в России ли мы сейчас или были вынуждены уехать, чтобы не сесть в тюрьму. С одной стороны, страх может лишать человека агентности, а с другой стороны, страх может быть продуктивной эмоцией и становиться катализатором этой самой агентности.

Государство хочет, чтобы мы боялись и ничего не делали. Антивоенное движение говорит: да, мы боимся, но одновременно с этим мы продолжаем действовать и испытывать свой страх на прочность. Часто человек пишет нам: я начал действовать, я расклеил стикеры, и было очень страшно, потому что я делал такое первый раз в жизни. Через неделю тебе приходит сообщение: я вышел на первый уличный протест, было очень страшно, но стикеры-то я уже расклеивал и теперь было не так страшно, как в первый раз. Ты видишь, как человек шаг за шагом человек превращается в активиста, как расширяется его собственная ментальная карта: там, где раньше были слепые зоны, белые пятна из-за страха, возникают инструменты активизма и их виртуозное применение — акции, форматы, объединение людей в ячейки, помощь пострадавшим.

Может быть, единственный позитивный опыт, который можно получить в нынешней ситуации — это опыт активизма. И хотя понятно, что он сопряжён с чудовищными вещами — репрессиями, диктатурой и так далее, — но антивоенный активизм даёт хоть какой-то горизонт ценностей, который невозможно завалить и который позволяет вообще продолжать существование.

Сейчас мы находимся в периоде кризиса смыслов, в том числе у активистов: нам всем пытаются навязать мысль, что всё, сделанное нами раньше, никакого смысла не имеет, раз идёт война. Противостоять этому кризису, мне кажется, можно только через антивоенные действия. Помимо того, что ты выступаешь таким образом против насилия и против узурпации власти, ты ещё и отстаиваешь своё человеческое достоинство и своё право быть несогласным. Мне кажется, что возможность быть несогласным и уметь это несогласие выражать — своего рода профилактика внутреннего тоталитаризма, империализма и вообще всех плохих вещей, которые могут с тобой произойти. Поэтому, несмотря на страх, вас как активиста ждёт очень много важного. Мне кажется, что антивоенный активизм — это то, что помогло лично мне сохранить психику в стабильности.

ЛГ: Если человек хочет стать частью ФАС, как ему это сделать?

ДС: Чтобы стать частью ФАС, с нами даже не обязательно связываться: есть люди, которые не выходят с нами на контакт из соображений безопасности, но делают свои антивоенные акции, а мы просто знаем, что они существуют. Чтобы стать активистом или активисткой ФАС, достаточно просто назвать себя активистом или активисткой ФАС и участвовать в каких-то формах сопротивления, которые тебе подходят — и основной месседж которых антивоенный, выступающий против военных преступлений РФ. Этого достаточно. Если хочется какого-то более плотного взаимодействия с другими ячейками, можно написать в наш бот «Я активист/ка ФАС из такого-то города, я хочу провести такую-то акцию, мне нужна ваша медийная поддержка» или «мне нужна ваша помощь». Мы помогаем связывать людей из разных городов.

Кроме того, надо помнить, что у нас нет никакого авторского права, к нам не нужно обращаться за разрешением, чтобы использовать наши материалы. Всё, что есть в нашем канале — дизайн, тексты, листовки — можно использовать всюду, в том числе для соцсетей своих ячеек. В качестве рекомендации мы предлагаем прочитать манифест нашего движения — чтобы знать, с чем ты себя ассоциируешь и понять, согласна ты с этим или нет. Манифест наш очень простой. Он просто говорит о том, почему российские феминистки должны быть против войны и империализма.

Ещё важно помнить, что ФАС может работать как маска. Многие близкие нам организации уже известны в своих городах, и если они хотят заниматься антивоенной деятельностью, они часто не могут использовать свое имя, потому что их сразу накроют и задержат. Тогда можно как бы надевать маску ФАС, называть себя «фасовками», как нас назвали в каком-то пропагандистском материале, и заниматься антивоенным активизмом под нашим прикрытием.

ЛГ: Чем прямо сейчас можно помочь ФАС?

ДС: Можно поддержать работу нашего антивоенного фонда. Из него мы оплачиваем работу юристов для людей, которым нужна юридическая помощь, в том числе для активистов и активисток ФАС. Это можно сделать через телеграм-канал «Антивоенный фонд» или через сайт с тем же названием. Там есть все реквизиты, куда можно перевести деньги, и все эти средства пойдут на помощь людям, которых насильственно увозят из Украины и на помощь активистам и активисткам ФАС.

==========

Огромное спасибо Дарье Серенко за этот разговор.